С вокзала на велорикше доехали до гостиницы. Хотя там пешком идти минут десять, было просто лень. Опять Vivek hotel, опять Мэйн Базар. Такое ощущение, что вернулся домой — все знакомо и привычно. Первый раз за месяц в Индии, приезжая в какое-то место, в нем все знакомо и нет новых впечатлений.
В Дели у нас оставался один день, который был потрачен на закупку сувениров и подарков домой. Купил себе три главных сувенира, про которые решил еще в начале поездки — большой барабан и статуэтки Шивы и Будды. Почему-то очень хотелось купить обязательно именно их, остальные сувениры уже просто так покупал — что понравилось, то и брал.
В процессе шоппинга просто наслаждался осознанием того, как я уверенно и свободно чувствую себя в месте, в котором месяц назад ходил ошалевшим и испуганным, насколько изменились в Индии мои восприятие и ощущения. Толпы людей на улицах, бесконечно сигналящие машины и рикши, бесчисленное разнообразие товаров, хитрые индусы в лавках — теперь это все было родное и знакомое, я прекрасно здесь ориентировался и уверенно со всеми общался. Купить чего-нибудь на улице было также просто, как сделать покупку в Москве, торговались нагло и уверенно, мой английский за этот месяц поднялся на невиданную доселе высоту. Попрошайки и торговцы на улицах уже не приставали — загар, взгляд и индийские одежды ясно говорили о том, что мы уже не те московские несмышленыши, которые сошли с самолета в Дели месяц назад, и нас бесполезно ловить на всякие дешевые трюки по выманиванию денег.
Белая обезьяна покупает еду у черной обезьяны
Как я уже говорил, сами индусы — мирная, неагрессивная нация. Они все открытые, общительные, в Индии не чувствуется какого-то дискомфорта или напряженности, которые чувствуются, например, на наших рынках с чурками. Практически везде в Индии очень много народа, но если в Москве в таком скоплении народа в воздухе висит агрессия, никто на улицах не улыбается, у всех жесткие взгляды и каждый человек ставит тысячи барьеров, чтобы отгородить себя от окружающих, то Индии все иначе. Никакой агрессии не чувствуется, скорее наоборот, чувствуется кайф от того, что этой агрессии нет и никто не смотрит на тебя исподлобья. Индусы в общении открыты и непосредственны, как дети. Индус может сесть рядом, как бы случайно соприкасаясь с тобой рукой или ногой. У него не будет никаких сексуальных или других целей — ему просто прикольно потрогать кожу белого человека. Они могут запросто подойти и познакомиться — им интересно познакомиться с белым туристом. Любой человек на улице может поздороваться с тобой, помахать рукой, сказать «Привет!».
Когда мы в Путтапарти собирались вечерами все вместе попить чая, или пива, индус — работник гостиницы приходил к нам, садился в уголок на пол и просто сидел и слушал, как мы общались. Ему было просто интересно сидеть в одной комнате с нами, он не понимал смысла наших разговоров, только чувствовал интонацию. Если нам надоедало его присутствие, он по нашей интонации разговора понимал это, и уходил. Прям как домашнее животное, кошка какая-нибудь или собака. Или обезьяна.
Жизнь в Индии течет медленно и плавно, никто никуда не спешит, не бежит, все делают размеренно, не спеша. Нам после Москвы это было непривычно, а потом сами попали в этот индийский ритм, и в нем уже плыли до конца поездки. Очень помогла в этом индийская одежда — когда одеваешь ее, свободную и длинную, движения сами собой становятся неторопливыми и плавными, уже не хочется быстро ходить и куда-то спешить.
В начале поездки я спросил Влада, где можно ходить и гулять, а куда заходить не надо, в трущобы, например, какие-нибудь бандитские. Влад сказал, что в Индии очень низкий уровень насильственной преступности, и ходить можно везде, нигде никто тебя не тронет. Действительно, мы гуляли ночами по глухим темным улицам, ходили по таким мрачным трущобам, что я даже представить себе не мог, что такие бывают на свете. Везде мы себя чувствовали в безопасности. Очередной контраст с нашей Родиной.
Крайний вечер в Дели. Заслал гостиничного индуса за пивом в два часа ночи — как ни странно, принес. Переплатил, конечно, многократно, ну ладно — пропиваем последние рупии. Поспали часа три, подъем, загрузились в такси и поехали в аэропорт. Последние фотографии на индийской земле — и в самолет.
В аэрофлотовском самолете с бортпроводниками разговаривал исключительно по-английски. Они наверное думали, вот, мол, турист, выпендривается, а я на самом деле не мог переключиться на русский язык — в течении месяца все общение с любым обслуживающим персоналом, с любым работником любой сферы услуг было только по-английски. Я еще в Москве после Индии пару дней в магазинах тоже не мог по-русски говорить.
У меня возникли депрессия и уныние не в зале прилета Шереметьево-2, где они обычно у всех начинаются, и не на трапе самолета, а на высоте 800 метров, когда самолет вылетел из облаков. Мы месяц странствовали по Индии — тропики, юг, буйство красок, красота... Потом прилетели в Россию. И когда самолет на снижении вылетел из облаков, то под крылом самолета — черно-белая картинка — снег и грязь, грязь и снег... Оказывается, у нас в России нету больше никаких цветов — только серый и белый. Черно-белая жизнь. Я как в окошко самолета выглянул — м-да... Прилетели, блин, на Родину... Мы сразу погрустнели, помрачнели, встреча с Россией настроение ухудшила всем...
Есть такой анекдот. Возвращается мужик из Африки, к нему все друзья приезжают в гости, расскажи, мол, да расскажи, как там в Африке было. Ну, он начинает:
— Едешь по пустыне на верблюде, долго едешь, а вокруг все песок и гавно... песок и гавно... песок и гавно... песок и гавно... песок и гавно... песок и гавно... песок и гавно... песок и гавно...
Его перебивают:
— ну, а в чем соль-то?
— ... и никакой соли — только песок и гавно... песок и гавно...
Оказывается, у нас в Москве так же — только снег и гавно. Просто когда здесь живешь, к этому привыкаешь, и не замечаешь. А начинаешь видеть, только возвратившись из дальних стран.
Самая сильная отрицательная эмоция за всю эту поездку, самое сильное чувство омерзения было у меня на выходе из Шереметьево-2. Первое впечатление на российской земле после возвращения — страшная ужасающая грязь. В поездке я отвык и забыл, где я живу, и вспоминать это было очень тяжело.
Нам нужно было пройти от дверей аэропорта к машине, а от них до стоянки было метров пятнадцать-двадцать. Все время я постоянно смотрел под ноги, чтобы не наступить в какое-нибудь дерьмо, и все равно к машине у меня все туфли были в грязи. Видеть такое после Индии было просто дико. И в аэропорту, и глядя в окна машины, пока мы ехали до дома, постоянно было чувство какого-то животного омерзения и брезгливости. В Индии я совсем отвык от всей этой российской грязи, и попасть сюда после месячного перерыва было очень неприятно.
Кстати, интересно, при всем при этом у нас в России бытует мнение, что Индия — очень грязная страна. Я не знаю, откуда это мнение пошло, но я его слышал много раз. На самом деле все немного не так.
Человек, живущий в каком-нибудь Франкфурте, или Женеве, где тротуары моют с шампунем, вполне может говорить, что Индия грязная страна — и будет прав, она действительно грязная страна. Но человек, живущий в России, так говорить не может, по той простой причине, что Россия гораздо грязнее Индии. Это индуса, уезжающего в Россию, друзья могут пугать, что Россия грязная страна, и действительно, приехав сюда, он будет в шоке от того, в какую помойку он попал. Но говорить здесь, в Москве, что в Индии грязно, просто глупо — в супер-чистой Москве гораздо грязнее, чем в самой глухой дыре в Индии.
Мы весь месяц ходили только в шлепанцах или босиком, ни разу никакой другой обуви на ноги не одели. И при этом лазили где угодно, никто под ноги себе не смотрел. А когда я оказался в Москве и в зимних черных ботинках я не мог идти по улице, потому что везде была грязь, и я с непривычки боялся испачкаться — это был просто шок.
Когда мы были в храме в каком-то маленьком городке на юге Индии, я вышел из храма, прошел от ворот храма до конца улицы к автобусу, и когда стал заходить в него, Влад спросил меня, где мои сланцы. Только тут я заметил, что я пришел босиком, а свои шлепанцы оставил у входа в храм. Пришлось бежать за ними по всей улице обратно к храму. Я не думаю, что у нас в Москве возможно выйти из дома, дойти, например, до метро, и вспомнить, что идешь босиком. У нас на лестничную клетку выйти босиком невозможно, не то, что на улицу.
Сейчас пишу эти строки, сидя за своим компьютером, за столом, стоящим рядом с балконной дверью. Если выйти ко мне на балкон и посмотреть вниз, то можно увидеть, что вся земля под окнами сплошь покрыта огромным количеством винных, водочных, пивных бутылок, пачками от сигарет, пластиковыми бутылками от воды, обертками, тряпками, газетами, и т.д. Раз в месяц какая-нибудь бабка их убирает, но очень скоро все наваливается вновь. Ничего этого в Индии нет. У них даже еда на улицах продается на тарелках, сделанных из сушеных пальмовых листьев. Их можно выкидывать где угодно, они через неделю сгниют, или их съедят коровы, выполняющие еще и санитарные функции. И груды пустых бутылок там не увидишь. Про ужасную экологию, вредные производства, отравленные реки, свинцовую пыль и кислотные дожди, которых тоже нет в Индии, я не говорю.
Точно так же обстоят дела и с нищими. Да, нищих в Индии много. И попрошаек много. Примерно столько же, сколько у нас. Только от них не пахнет мочой и перегаром, они не валяются пьяные и опухшие на улицах, не собираются в стаи у рынков и станций метро, и не опускаются до животного состояния, как делают они, например, в Москве. У себя на метро «Выхино» я ежедневно наблюдаю такие картины из жизни нищих, какие ни в какой Индии в кошмарном сне не приснятся.
Индийская девочка и продавщица кокосов
Остальные мифы про Индию, существующие в нашей стране, перевирают и извращают действительность примерно так же, как и вышеописанные.
Происхождение этих мифов я не знаю, могу только догадываться. Может быть, они целенаправленно создаются туристическими фирмами — конечно, если у человека есть 1200 долларов, лучше он отдаст их турфирме за полторы недели в Турции, чем будет жить на них полгода в Индии. Поэтому он не должен захотеть поехать в Индию, а для этого его надо запугать, что там грязно.
Или, возможно, эту уверенность в индийской грязи породил развал Советского Союза. На протяжении нескольких поколений людям говорилось, что на Западе плохо, на Западе грязно, Запад загнивает, на Западе голодают, а потом вдруг резко оказывается, что Запад гораздо богаче и развитей, чем мы. Отсюда логично следует вывод, что бедно и грязно как раз таки у нас. А эту мысль сознание советского человека, воспитанного в уверенности в величии своей страны, принять боится. Поэтому коллективный разум российских жителей просто был обязан найти кого-то другого, у кого будет плохо, бедно и грязно. Ведь если таковых не окажется, то придется признать, что самые грязные и нищие — это мы. Этого признавать никто не хочет, поэтому все поддерживают идею о грязной и отсталой Индии. И если завтра указом Путина Индия перестанет считаться грязной и нищей страной, коллективное сознание ex-советских людей сразу найдет кого-то другого, кого все станут считать нищим и грязным. И все сразу начнут рассказывать об этом друг другу, радуясь и веря, что хоть кто-то живет беднее и грязнее нас.
На этой оптимистичной ноте я заканчиваю свой рассказ. Разумеется, в него не вошло огромное количество того, что мы видели и узнали за этот месяц. Здесь описана, наверное, одна тысячная часть всех тех эмоций, восторгов и восхищений, которые мы испытали во время нашего путешествия по Индии. Можно бесконечно рассказывать про эту страну, про ее жизнь, обычаи, нравы, историю, религию.... Об этом уже написаны сотни книг и статей, и цель моего рассказа другая.
Я просто попытался, в меру своих скромных возможностей, описать те места, в которых мы были. До этой поездки о большинстве из этих мест я ничего не знал, и даже не предполагал, что они могут вообще существовать на нашей планете. Теперь же своими новыми знаниями и впечатлениями хочется поделиться как можно с большим количеством людей, поэтому и родилось это творение.
Еще раз повторю, что в него вошла лишь малая часть виденного нами. В Индии совершенно другая культура, другая цивилизация, другая, ни на что не похожая жизнь, мы каждую минуту, каждую секунду узнавали что-то новое, и описать все виденное нами просто невозможно. Тем более, что это моя первая попытка выразить на бумаге свои мысли, и мое убогое владение русским языком не позволяет рассказать о многом.
Такой же по объему рассказ можно было бы написать, например, только про один железнодорожный вокзал в Бомбее, и про тот час, что мы на нем провели. Но я не Пелевин, и я вообще не смог хоть как-то упомянуть его в тексте.
Но все равно, если кто-то, прочитав этот рассказ, узнал для себя что-то новое, значит, все это писалось не зря.
апрель 2002
в начало